Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ] - Николай Александрович Баранов

замкнул в кольцо. Это их обычная манера, кстати, в степной войне. Зажав нас в большой балке, они предложили сдаться, поскольку до тех пор мы не выпустили в них ни одной стрелы. Если бы не это, все мое кочевье было б вырезано от мала до велика. Таков их закон — яса, завещанная великим Чингисом. Мы сдались. Биться значило всем умереть.

— Что, так жить хотелось? — с недоброй усмешкой процедил Ратьша. — Ты же никогда не был трусом, Гунчак.

— Жить?… — задумался половец. — Да, хотелось. Моя младшая жена только что родила двойню. Мальчика и девочку. Забавные такие.

Гунчак печально улыбнулся, становясь совсем непохожим на себя обычного, веселого и нагловатого, каким помнил его Ратислав.

— Хотелось жить, — повторил он. — А еще больше хотелось, чтобы жили они — дети и жена. А, что там говорить… — степняк махнул рукой. — Мы сдались. Нас погнали обратно на восход к Итилю. В месте, где от Итиля ответвляется Ахтуба, нам определили кочевье. Но остались там только женщины дети и совсем немощные старики. В качестве заложников. Всех мужчин разбили на десятки и сотни по монгольскому образцу, поставили над ними десятниками и сотниками монголов и погнали на север в Булгарию, где как раз шла большая война.

К зиме огромное войско монголов и их союзников уже прорвали засечные линии на юге царства и растеклись по всей Булгарской земле. Мы проезжали сквозь эти засечные линии. Воистину, они поразили нас своей мощью и размерами. Сколько трудов положили булгары на их создание! Имей я под рукой даже десять тысяч воинов, ни за что не решился бы приступить к ним. Монголы же сумели прорвать их, хоть, говорят, очень дорогой ценой. Ко времени нашего прибытия, булгар загнали в крепости, которых в этой стране имелось очень много. Не мудрено — булгары воевали, или готовились к войне с монголами уже полтора десятка лет. Деревни и мелкие городки безжалостно разорялись, а люди сгонялись на осадные работы вокруг больших городов и крепостей. Нас вначале тоже послали на ловлю двуногой скотины. Считалось, что «тысячей», которую монголы создали из воинов моего кочевья, командую я. Но на самом деле приказы отдавал монгольский тысяцкий. Я их только повторял. Хотя, если бы мои воины побежали в битве, или не стали исполнять эти приказы, казнили бы в первую очередь меня. Только потом, тех, кто побежал, или не выполнил приказ. Кормились тем, что добывали в Булгарских селениях, больных и раненых тащили с собой. Большинство из них умирало. Голодно было. Но хуже того донимал холод.

Гунчак передернул плечами, видно вспоминая. Потом продолжил.

— Ты знаешь, осенью мы откочевываем далеко на юг, где зимы мягкие. Кое-где снег вообще не ложится. Потому к сильным морозам наш народ непривычен. Обмораживались. Многие потеряли пальцы на ногах, кто-то вовсе умер от холода.

Половец надолго замолчал, уставившись в оконце, за которым стремительно наступали сумерки. Пришлось Ратьше его взбодрить.

— Ну и что дальше? Рассказывай!

— Дальше? — очнувшись от оцепенения, сказал Гунчак. — Дальше, когда мы набрали достаточно пленников, а это по пять человек на каждого воина моей «тысячи», нас погнали к столице Булгарии — Великому Городу, как называем его мы — куманы, да и вы, русские, или Биляру, как называют его сами булгары. Шли туда пять дней, сквозь дремучие леса, заваленные снегом. Холод стоял собачий. Пленники мерли, как мухи. Добралось их до цели не более половины. Наконец дошли до столицы. Воистину, это был великий город! Стоял он на небольшой реке, впадающей в Каму. Названия реки не помню, а может и не знал его никогда — не до того было. Столица у булгар громадна — чтобы обойти ее внешние стены, нужно пройти десять верст. А еще вокруг раскинулись незащищенные обширные пригороды. В центре города находилась самая древняя и укрепленная его часть. Вы русские называете такую детинцем. Детинец защищала высокая бревенчатая стена высотой в шесть человеческих ростов, а ширина ее на гребне была такова, что пять всадников в ряд могли спокойно проехать. В стене той имелись часто наставленные мощные башни, которые выступали наружу и позволяли обстреливать с боков, лезущих на приступ. Детинец занимал центральную часть Внутреннего города. Тоже весьма давно построенного. Внутренний город окружала двойная стена. Стены эти, если и были меньше тех, что окружали детинец, то совсем не на много. Здесь тоже имелись башни, только стояли они чуть пореже. Наружная стена — ниже внутренней, так, чтобы с внутренней можно было легко обстреливать врагов, захвативших наружную стену. Внутренний город окружал город Внешний. Он по размерам превосходил Внутренний старый город в несколько раз. Защищал Внешний город тройной вал. На внутреннем валу стояла бревенчатая стена, а на двух внешних частокол. Внешние валы сделали для того, чтобы невозможно было подтащить камнеметы к основной стене Внешнего города на уверенный выстрел..

Мы добрались до Биляра на пятый день осады. К этому времени невольники из местных жителей, согнанные для осадных работ, воздвигли вокруг города частокол, на случай вылазок защитников и начали засыпать ров перед первым внешним валом. Тех пленников, которых мы пригнали, тоже сразу отправили на засыпку рва. Называют монголы этих людей хашаром, или осадной толпой.

Нас самих отправили в гигантский лагерь, раскинувшийся неподалеку от осажденного города. Там мы поставили юрты в месте, отведенном для нас монгольскими кебтеулами. Они же выдали нам продукты и корм для лошадей. Тысяцкий, начальствующий надо мной и моей «тысячей» отправился куда-то с докладом. Когда вернулся, сказал, что нам дано три дня отдыха. Очень нужные три дня. За это время мы отогрелись, подкормились сами и подкормили лошадей, подлечили больных и раненых.

Я в эти дни отдыха почти все время проводил у стен города, наблюдая за осадой. Мне еще в самом начале, когда нас делили на десятки и сотни, дали небольшую деревянную дощечку с вырезанным на ней узором-буквами — пайцзу. У монголов это что-то вроде охранной грамоты. С пайцзой я мог ездить вокруг города и по всему лагерю. Не пускали только к юртам монгольских царевичей, которых в этом походе участвует больше десятка. Такого, что происходило под стенами Булгара, я никогда в жизни не видел. Только одного хашара у стен трудились не меньше трех десятков тысяч человек. Они помогали собирать осадные орудия, ставили частокол в нужных местах, но большая часть работала на засыпке рва. Работы эти велись в трех местах — наиболее удобных для приступа. С частокола на внешнем валу хашар безжалостно расстреливали защитники города. Говорят, вначале